А курите ли вы сигары? Я - да!

Губернатор Калифорнии Арнольд Шварценеггер хорошо известен своей слабостью к качественным сигарам. Он не раз признавался в любви к кубинским сигарам марок Cohiba, Montecristo, Davidoff, Romeo y Julietas, Hoyo de Monterrey и Avana. Однажды, он оказался в центре скандала - его застали за курением запрещенной в США кубинской сигары. Каким-то образом историю удалось замять. Но в будущем он поменял свой взгляд на курение сигар: "Сигара не опасна для здоровья, если ее держать в руках, а не во рту!" Напомню, что в США сществует закон запрещающий импорт (эмбарго) и курение сигар с Кубы, злейшего социалистического врага США. Это очень жесткий закон: штрафы до миллиона долларов для предприятий, которые нарушают закон, и до 250 тысяч долларов для отдельных граждан, а также тюремное заключение сроком до 10 лет.



Для себя я определил одну марку кубинских сигар - Cohiba. До всего остального, видимо, я пока еще не дорос. :-) А чтобы хорошие сигары не портились, у меня есть вот такой хьмидор. Весь ящик произведен из твердого дерева, лакирован, внутренние отделения из испанского кедра без отделки. Содержит всё самое необходимое: увлажнитель воздуха и гигрометр для замера уровня влажности. Здесь создаются определенные условия хранения. Связано это с тем, что странах производящих сигары, как правило, тропический климат, поэтому внутри хьюмидора поддерживается уровень влажности не менее 70-75%.

Подслушанный разговор в табачной лавке:
- А это правда, что кубинские сигары крутятся на женских бедрах?
- Откуда вы об этом узнали?
- Да вот спросил у кого-то: почему у "гаван" такой густой, тяжелый дух? Мне сказали: да как же, разве не знаешь, их ведь негритянки на своих бедрах сворачивают.

Всемирная история мелочей

Придуманные, по сути, для защиты уязвимых мест, аксессуары со временем превратились в модный фетиш

Модникам известна одна хитрость: при любом костюме уделяй внимание аксессуарам. И впрямь, именно аксессуары создают решающее впечатление при знакомстве и определяют завершённость стиля. Однако на самом деле за ловкой стратегией стоит старинная традиция: ведь раньше эти мелкие вещицы играли защитную роль, располагаясь на телесных границах—отмечая и защищая уязвимые места, где тело суживается—шею, кисти рук, талию. В самом слове «аксессуары» прочитывается идея магического «доступа» (англ. «access»): задача этих мелких вещиц—регулировка энергии на входе и выходе, «запечатка» контура. Идеальный аксессуар не только завершает эстетический силуэт, но и создаёт для владельца чувство комфорта, защищённости. Это «покров» и оберег, который постепенно стал восприниматься символически—как знак силы и власти. Не случайно наряд властвующих особ с давних времён отличался особой тщательностью именно в мелочах. Продуманность и тонкость выделки древнейших аксессуаров поражает: в гробнице фараона Тутанхамона среди прочих вещиц были найдены две пары полотняных перчаток. Сотканные из окрашенных льняных ниток, они затягивались на запястье специальной ленточкой; форма этих перчаток предусматривала раздельные пальцы—черта, утраченная в более поздней средневековой культуре, когда стали популярны перчатки без пальцев—«митенки».

В европейском обществе раньше считалось неприличным появляться на публике без перчаток. Нам может показаться странным читать книгу или обедать в перчатках, однако достаточно посмотреть на классические полотна, чтобы убедиться в реальности этой повседневной практики. Перчатки в идеале полагалось менять шесть раз в день, чтобы при рукопожатии они всегда были свежими. Как гласила молва, у знаменитого английского денди Браммелла перчатки были специального, особо удобного кроя. Их шили несколько портных: один—ладонь, второй—большой палец, третий—остальные четыре пальца. Можно представить себе, с каким благоговением знакомые пожимали руку арбитру элегантности! Следы ритуальных тонкостей вполне можно ощутить и сегодня: для парадных случаев, в сочетании с фраком полагается носить белые перчатки. Увы, сейчас перчатки главным образом используют по прямому прозаическому назначению—чтобы защитить руки от холода, но при этом остаётся неизменным главный признак хороших перчаток—тонкая кожа и плотное облегание руки. К счастью, даже в нашем прагматичном мире существуют такие авантажные сферы, как автомобильный спорт и верховая езда—там правильно подобранные перчатки не утратили позиции и по-прежнему воспринимаются как знак шика.

А вот брючный ремень отнюдь не может похвастаться солидной родословной—он не входил в число стандартных аксессуаров мужского костюма вплоть до ХХ века,—ведь ещё в XIX столетии джентльмены предпочитали подтяжки. Ситуация переменилась только в 1893 году: лето было таким жарким, что некоторые смельчаки решили заменить липнущие к спине подтяжки—поскольку по жаре ходить в них было дискомфортно—на более «прохладные» брючные ремни. Нововведение оказалось настолько удобным, что уже на рубеже веков ремни вытеснили подтяжки независимо от сезона и погоды.

У настоящего ремня не только лицевая сторона, но и оборотная выполнены из тонко выделанной кожи. Застёгнутый ремень должен проходить в первую петлю брючного пояса, однако не дальше второй. Желательно, чтобы ремень сочетался по цвету с обувью. Пряжка ремня—из латуни или серебра, золотые оттенки металла не приветствуются. Форма пряжки должна быть простой, без изысков. При подборе ремня надо всегда обращать внимание на сочетание с обувью. По традиции джентльмены выбирали чёрные ботинки как самый безопасный и универсальный вариант—по логике «ко всему подходят». Однако сейчас знающие модники нередко сочетают коричневые ботинки с костюмами любых тонов. Первым рискнул применить это нетривиальное сочетание известный щёголь принц Уэльский, будущий король Англии Эдуард VIII: однажды он появился на публике в безупречном сером костюме и коричневых оксфордских ботинках. И коль скоро рыжие и коричневые ботинки приобретают всё большую популярность, имеет смысл обзавестись коричневым ремнем—наверняка понадобится. Самые роскошные ремни—из кожи крокодила или ящерицы.

Среди «аксессуарных» марок в нише топ-люкса заслуженной известностью пользуется английская фирма Аспри (Aspey), основанная в 1781 году. Среди её поклонников—члены королевской семьи, Ринго Стар, Элтон Джон, Пирс Броснан, Вуди Аллен, Михаэль Шумахер и Дэвид Бекхэм. Аспри выпускает обширный ряд кожаных аксессуаров: портфели, включая компьютерные сумки, записные книжки и органайзеры, бумажники и футляры для визиток. Чехол из страусиной кожи для карманного компьютера способен поразить самых взыскательных клиентов. Девиз фирмы «Сделаем» (It can be done) отражает искусство мастеров Аспри, изготовляющих вещи по индивидуальным заказам. Так, для Ринго Стара в 1973 году был сделан набор шахмат, в котором фигуры были представлены в виде пальцев музыканта, причём мастерам удалось запечатлеть в металле не только разные положения пальцев, но и любимые кольца знаменитого битла.

Если Аспри представляет классический британский стиль, то производители люксовых вещиц не забыли и любителей Дикого Запада. Квинтэссенция американского духа—аксессуары в ковбойском духе техасской фирмы Stelzig’s—ковбойские шляпы, сапожки из кожи аллигатора, страуса, ящерицы и даже угря; кожаные ремни, сделанные на заказ.

Нынешние джентльмены, правда, чаще предпочитают игры не на родео, а на бирже, и оттого разговор об аксессуарах будет неполным без портмоне и портфелей: они, кстати, связаны кровными «семейными» узами. Портмоне изначально предназначалось для денег, но и генеалогия слова «портфель» напрямую указывает на финансовые аспекты: в ХIV веке сумку для денег и драгоценностей называли «бюджет» (от латинского «bulga» или ирландского «bolg»—кожаная сумка). Отсюда и пошло слово «бюджет» в современном значении. Позднее портфели стали использоваться как папки для бумаг, а твёрдые очертания портфель приобрёл в 1826 году, когда парижский мастер Годийо натянул ковровую сумку на металлическую рамку. Сейчас об этом историческом событии напоминают кованые уголки портфелей. Современная тенденция в дизайне мужских портфелей—мягкая форма. На смену прямоугольному контуру и жёсткому каркасу пришёл мягкий обтекаемый портфель с закруглёнными уголками. Мягкие портфели более вместительны и, что существенно, не столь агрессивно смотрятся. Возможно, это отвечает нынешней тенденции отказа от имиджа форсированной мужественности в западной культуре. На волне увлечения неформальной модой можно с уверенностью предсказать новую популярность рюкзаков, «почтовых» и компьютерных сумок на плечевом ремне.—RR

Ольга Вайнштейн
Robb Report № 4 (33)
Апрель 2007 г.

Респектабельность—роскошь повторного взгляда (О непростом искусстве скрывать искусство)

Изначальный смысл понятия «респектабельность» кажется прозрачным: «респект»—уважение человека к самому себе и к окружающим. Однако историческое происхождение слова связано с латинским «respectus»—повторный взгляд, от глагола «respicere»— оглянуться. В ХVI веке этот исходный смысл приобрёл дополнительный оттенок—«достойный почтения». Логика здесь легко выстраивается: человек, достойный повторного взгляда, заслуживает долговременных отношений и, соответственно, уважения. Это замечательное понятие работает, получается, на всех уровнях—как в плане внутреннего содержания, так и внешней формы, существуя в пространстве «повторного взгляда»—постоянной востребованности. Так что можно смело говорить о респектабельности как о вечной ценности, ибо её энергетика сильна и самодостаточна. Респектабельность подразумевает независимый характер, отличительные свойства которого—уверенность в себе и «врождённое» чувство собственного достоинства, спокойное самоуважение.



Камертон к манерам респектабельного человека—историческое понятие «La sprezzatura». Впервые его стал употреблять Б. Кастильоне в ХVI веке для характеристики идеального придворного, который отличается «восхитительной непринуждённостью» во всём, что он делает. Особенности придворного образа жизни в ту эпоху подразумевали, что человек постоянно находится в замкнутом социуме, пребывая на виду у всех,—именно поэтому он должен быть постоянно готов к «повторному взгляду». И более того, именно в пространстве повторного взгляда будут раскрываться новые достоинства и удивительные эффекты искусной непринуждённости.

Виртуозное владение «La sprezzatura» создаёт у окружающих впечатление особой лёгкости и одновременно совершенства—мастерство, достигнутое ценой большой работы, тщательно скрывается. Возникает обманчивое ощущение, что перед нами одарённый дилетант, который презирает свои способности и избегает любых усилий; однако, если бы он более серьёзно относился к своему делу, он, уж наверное, достиг бы непревзойдённых результатов.

Старинный девиз «Аrs est celare artem» (Искусство в том, чтобы скрывать искусство) полностью применим ко всем видам деятельности респектабельного человека. Даже если речь идёт о завсегдатае светских вечеринок, он всеми силами будет скрывать свои серьёзные занятия, будь то научные исследования или государственные дела, или держаться так, как будто не придаёт им ни малейшего значения.

Подобный стиль кажущейся небрежности в ведении дел практиковал премьер-министр лорд Мельбурн: «Когда он принимал делегацию, он даже не старался придать этому торжественность. Достойные представители мыловаров, или «Общества борьбы со смертной казнью», бывали смущены и обескуражены, когда в середине речи премьер-министр вдруг с увлечением начинал продувать перо или внезапно отпускал неуместную шутку. Ну как могли они поверить, что он всю прошедшую ночь тщательно разбирался в тонкостях дела?»

Такие установки у лорда Мельбурна во многом восходят к кодексу аристократического поведения, строго предписывающего праздность. В модифицированном виде это отражается в принципе любительства у английских джентльменов, которые могут увлекаться любыми хобби, но предпочтительно не должны работать.

У современного респектабельного человека «La sprezzatura» проявляется, прежде всего, в общем стиле лёгкого и непринуждённого обращения, культе изысканных развлечений. Из них на первом месте—салонная беседа, в которой можно касаться понемногу всех злободневных тем, демонстрируя свою эрудицию, но в меру: упаси боже проявить занудный педантизм! Даже если ваши познания или мнения по какому-либо предмету окажутся весьма основательны, они должны быть упакованы в форму занимательных историй или остроумных парадоксов. Однако вполне допустимо их проявить, когда речь зайдёт о престижных видах отдыха или о марках дорогих вин.

В костюме «La sprezzatura» непринуждённость даёт о себе знать в нарочито случайных деталях: расстёгнутая нижняя пуговица жилета, лёгкая небрежность в одежде, как бы случайно выглядывающий из нагрудного кармана элегантно сложенный платок... Весь внешний вид призван свидетельствовать о том, что ансамбль сложился сам собой, без особых усилий. Реально стоящие за этим процесс выбора костюма, тренировки по завязыванию оригинальных узлов на галстуке или особые приёмы чистки ботинок—всё это должно оставаться за кадром. Надев костюм, респектабельный человек забывает о нём и ведёт себя в высшей степени свободно и естественно. Важна не столько одежда, сколько умение непринуждённо держаться в ней.

Итак, респектабельность как стратегия поведения связана с умением смотреть и выдерживать чужой взгляд. Респектабельный человек всегда готов к повторному внимательному взгляду—на прогулке, в клубе, на светском рауте или дома. Его невозможно застать врасплох, он всюду демонстрирует непринуждённо-ровные манеры. Так, в личных отношениях с нижестоящими людьми идеалом было сдержанное обращение, исключающее как высокомерие, так и панибратство. Критерием истинного джентльмена, к примеру, считался стиль поведения с прислугой: если правила вежливости существуют только в своём кругу—дело плохо.

На уровне жестов респектабельность проявляется в неторопливости походки, а «неподвижность» лица—это свидетельство владения собой и личного достоинства: можно сказать, что респектабельность—это особая непрерывная телесная установка, требующая «сбавить темп», зафиксировать спокойную позу. Но не менее существенна, конечно, демонстрация личного стиля, будь то костюм на заказ или люксовые аксессуары.

Каковы же вкусы респектабельного человека в одежде? Он пренебрегает сиюминутной модой, будучи приверженцем традиционных вещей, адептом устоявшегося. Респектабельная одежда должна быть, во-первых, комфортной, и, во-вторых, не оскорблять взгляды окружающих, базируясь на принципе сдержанности. Такая одежда не должна кричать об эстетических и политических убеждениях владельца—её элегантность не производит впечатления легкомысленности и суетности, а, наоборот, подчёркивает деловые качества и личное достоинство мужчины. Основные принципы классического мужского костюма—неброская элегантность, тёмные тона, улучшение любой фигуры, комфортность в носке и добротные шерстяные ткани—составляют неизменный эстетический канон. Таким образом, респектабельность выражается в отсутствии экстрима в одежде, это её нейтральный код.

До сих пор респектабельные мужчины охотно шьют костюмы на Сэвил-Роу в Лондоне: услугами портных с Сэвил-Роу пользуется принц Чарльз, первый исполнитель роли «агента 007» сэр Шон Коннери и лидер «Роллинг Стоунз» Мик Джаггер. В гардеробе респектабельного джентльмена всегда найдётся место и вощёной куртке «Барбур», и старым добрым оксфордским ботинкам, и плоской твидовой кепке. Как правило, модники, которые одеваются в этом стиле, очень быстро узнают друг друга. Настоящие классические вещи подразумевают язык деталей: на рукавах хорошего пиджака пуговицы обычно расстёгиваются, а рукав рубашки должен иметь несколько складок у манжеты.

Классический канон, тем не менее, не отменяет права на экстравагантность, особенно если речь идёт о собственном комфорте. У каждого джентльмена есть любимая вещь, которая носится годами, и чем явственнее на ней следы времени, тем ценнее она в глазах хозяина. Далее возникает интересный парадокс: поскольку вещи очень качественные, их можно носить очень долго. И как раз особый шик респектабельного стиля состоит в том, что подобные вещи эстетически можно донашивать чуть ли не до дыр—например, вощёная куртка «Барбур» с годами ценится даже больше, чем новая, несмотря на заломы и потёртости. Или, допустим, благородные протёртые вельветовые брюки, возраста которых не утаишь, поскольку они заметно «лысеют» на коленях; старый любимый свитер с аккуратно заштопанными локтями. Любовь к таким «вещам–ветеранам» является частью английского стиля. Например, премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан был известен тем, что даже на правительственных приёмах щеголял в своих старых потёртых вельветовых брюках.

В рамках этого стиля появиться в обществе в новом костюме «с иголочки» воспринимается, напротив, не столь уж респектабельно: видно, что человек «tries too hard», слишком старается. Бертран Рассел как-то сказал о британском политике, консерваторе Энтони Идене, что «он слишком хорошо одевается, чтобы быть джентльменом».

В целом респектабельный человек всегда одет адекватно ситуации. Его костюм не обязательно производит максимально выгодное впечатление, но адекватно вписывается в окружающий контекст. Человек, который респектабельно одевается, как будто соблюдает некоторую дистанцию, воздерживается от прямых заявлений. Костюм не должен говорить, что у его хозяина много денег или что он желает производить впечатление неотразимого донжуана. Пусть лучше всё это будет дано лишь еле уловимым намеком или ощущаться только при более близком общении. Это своего рода незаметная рамка, выгодная оправа для личности, независимой и во мнениях, и в финансовом отношении.

В идеале респектабельный облик является синонимом здравого смысла и серьёзности, но при этом не исключает независимости. Человек вписывается в свою социальную группу, но это не означает, что он всегда конформист. В некоторых случаях он вполне может допустить лёгкую экстравагантность в одежде. Или взять традицию английских шуток (practical jokes)—солидный джентльмен может в порядке импровизации устроить совершенно неожиданный розыгрыш и забавляться как ребёнок. Это оборотная сторона респектабельности—способность к игре. А поскольку характер респектабельного человека, как правило, достаточно независимый, то он исключает подражательность. Респектабельный человек в одежде никогда не станет никому подражать кому-либо.

Основной принцип респектабельного стиля—сдержанность или минимализм, своего рода искусство малыми средствами произвести солидное впечатление. Впервые заявленный английским денди Джорджем Браммеллом как принцип «заметной незаметности в одежде», минимализм оказался универсальным критерием сдержанной выразительности, когда на первый план выходит функциональная конструкция, геометрия базовой формы, лишённой декоративности. В современной культуре минимализм торжествует: достаточно вспомнить чёрно-белую фотографию, конструктивизм в архитектуре, кубизм в живописи.

Сдержанность проявляется и в культуре владения своими эмоциями. Респектабельный джентльмен, тренируя волю, не должен открыто проявлять свои чувства, особенно смущение или изумление. Его отличает немногословие и недоверие к слишком эмоциональным оценкам. «Неплохо»—такова его высшая похвала. Принято считать, что такая сдержанность—признак английского национального характера и соответствующей речевой манеры, традиционно называемой «understatement»: склонность к недооценке, преуменьшению или даже умолчанию.

Императив «сдержанности» настоятельно предписывает умолчание, когда речь идёт о финансах. В разговорах с людьми своего круга джентльмен никогда не называет точную стоимость своих приобретений и не осведомляется о цене вещей, имеющихся у его знакомых. Он вообще предпочитает по возможности поменьше афишировать все бюджетные детали, и ему претит вульгарная финансовая откровенность, нередко свойственная как нуворишам, так и беднякам. Спрашивать точные цифры бестактно и даже при прямом вопросе джентльмен всегда найдёт способ элегантно уклониться от ответа.

Сдержанность в одежде—испытанный приём достижения эффекта через отрицание. Респектабельный человек демонстрирует презрение к богатству, поскольку он уже прошёл через искушение «потребления напоказ». Известен ответ Рокфеллера, пришедшего на приём в старом поношенном костюме. На вопрос, неужели у него нет ничего более приличного, он флегматично ответил, что после очередного миллиона это уже становится неинтересным.

Проблемой искусной имитации подобной расслабленности заняты многие дизайнеры. Они решают очень конкретную задачу: как придать «новым деньгам» вид «старых денег». Американский дизайнер Ральф Лорен успешно продаёт потрёпанные куртки, потёртые кожаные диваны и другие «старинные» предметы интерьера, подкрепляя это агрессивными рекламными лозунгами, восхваляющими традиционный образ жизни. Неудивительно, что многие знаменитости любят появляться на публике в искусственно состаренных и тщательно помятых вещах: мода на vintage сейчас уже закрепилась как примета респектабельного стиля.

В современном обществе существует множество отработанных способов косвенно заявить о своём финансовом статусе. Один из них—диверсификация: наличие специальных костюмов для работы, ресторана, отдыха в кругу семьи и для спорта. Наличие костюмов для престижных видов спорта (теннис, гольф, подводное плавание, конный спорт, горные лыжи) и соответствующего инвентаря—минимальное статусное требование.

Другой способ рассчитан на людей, имеющих довольно чёткий круг потребностей, но внутри него допускающих известную вариативность. Если, например, руководитель крупной фирмы меняет белые рубашки каждый день, то таких рубашек, на неискушённый взгляд практически идентичных, у него должно быть до сотни (вспомним великого Гэтсби!). Но они имеют тонкие отличия между собой, нередко известные только одному владельцу, а самое главное, возможность менять рубашки обеспечивает ему душевный комфорт.

Ещё один вариант неявного потребления—многослойность и некоторая усложнённость в одежде. Эта традиция восходит к древнейшим временам, когда избыток ткани свидетельствовал о материальной обеспеченности, и знатным людям мода предписывала многослойность одежды в качестве эмблемы статуса. Современный вариант умеренно усложнённого костюма предполагает разные приятные детали, часто известные только посвящённым: лишние пуговицы на воротнике, потайные карманы, специальная лента на изнанке пояса брюк, фиксирующая рубашку. Как раз в понимании этих мелочей нередко и кроется удовольствие повторного взгляда.

Как видим, респектабельные люди не гонятся за модой: они сами воплощают её. Они позволяют себе роскошь быть самими собой. В этом, наверное, и заключается смысл респектабельности.—RR

Ольга Вайнштейн, иллюстрации: Богдан Мамонов
Robb Report № 4 (33)
Апрель 2007 г.

Неаполетанская школа

Все неаполитанские портные, наверняка, пописывают стихи. Еще недавно Чиро Паоне, хозяин компании Kiton, рассказывая о неаполитанском костюме, имел привычку говорить о пиджаке, как об одушевленном существе – так с гордостью и умилением говорят о ребенке-вундеркинде... "Пройма у него маленькая и высокая, лацкан чуть завышен, нагрудный карман слегка искривлен, рукав вшит так же, как у рубашки; и все это, абсолютно все, сделано руками! Ко всему прочему, у него есть душа". Потом Паоне смотрел на то, о чем он столь вдохновенно говорил, и заканчивал пассаж словами... "Questo e poesia, certo!" Так было еще год назад, а потом этого поэта разбил паралич, отнявший правую сторону тела и речь, но не волю. "Мистер Китон" (в Америке его называют именно так) даже в таком своем состоянии каждый день приезжает на фабрику. У него большое хозяйство – 300 с лишним отменных портных и 72 кавказские овчарки. У Чиро Паоне две страсти – мужской костюм и собаки. Дома владельцу самой известной неаполитанской марки делать нечего. Все, что ему дорого, в том числе дети, братья и племянники, на фабрике в Арцано, пригороде Неаполя.

Впрочем, Чиро Паоне не портной. Четыре поколения его предков торговали тканями, он и сам начинал с того же самого. Потом его компания обанкротилась, и он вместе с еще четырьмя партнерами, в числе которых были Чезаре Аттолини, братья Исаия и Лучиано Барбера, основал компанию Kiton. Название Kitone (то есть "римский хитон") придумал Барбера, а Аттолини предложил сократить его до нынешнего Kiton. Кто-то из отцов-основателей поставил точку над I, ту самую знаменитую красную точку, и фирменный стиль компании сформировался полностью. Потом партнеры один за другим продали свои доли. Паоне (история умалчивает, почему), и торговец тканями постепенно превратился в главного неаполитанского торговца отменными костюмами. Барбера вернулся к себе в Пьемонт, а Аттолини с братьями Исаия основали свои собственные компании в Неаполе. Обе марки (Cesare Attolini и Isaia) процветают – не так, конечно, как Kiton (у него годовой оборот под 100 миллионов евро), но тоже неплохо себя чувствуют.

Старику Аттолини, как и Паоне, тоже не сидится дома. Как и Паоне он каждый день приезжает на фабрику в городок Казальнуово, что в 20 км к востоку от Неаполя. Бизнесом занимаются его сыновья, а в его ведении – та самая душа, что определенно есть у мужского костюма. Если хозяин Kiton почти не говорит, зато много жестикулирует левой рукой, то Чезаре Аттолини может себе позволить разговаривать за двоих – за себя и за своего бывшего партнера...

- Мой отец придумал современный неаполитанский костюм. Все он, Винченцо Аттолини. Он был гениальным портным, я лишь удачное его повторение. Именно он еще в двадцатых годах прошлого столетия улучшил классический английский костюм, сделав его неаполитанским. Он поднял и заузил пройму, убрал из внутренностей пиджака все лишнее, что превращало его в панцирь, придумал свой фирменный нагрудный карман в форме носа лодки (barchetta), стал вшивать рукав так же, как вшивают его в рубашку. Все моего отца теперь повторяют – и папину пройму, и папину "лодочку" и даже складочки в том месте, где рукав примыкает к пройме. Но у отца складки получались просто потому, что он все делал вручную, а у них складки для того, чтобы вы думали, что у них все в ручную!

Чезаре хватает салфетку со стола и начинает изображать рукав, который надо втачать в пройму пиджака.

- Понимаешь? У нас и сегодня все вручную. Ну, то есть все, что можно. Шов посреди спинки никто вручную не сшивает, иначе после первого же дня носки пиджаки бы трескались бы пополам. И вытачки мы делаем на машине, зато потом стежок за стежком снаружи прошиваем в ручную. У других сегодня нет настоящей ручной работы, иначе, откуда у них берется такое количество костюмов? На пиджак "fatto a mano" надо потратить не менее 25 часов, а если посмотришь объемы производства какой-нибудь Sartoria Partenopea, то с помощью арифметики поймешь, что на них должны работать сотни отменных портных. У нас, в Неаполе, их и нет столько. Да ты съезди, посмотри.

Я, признаться, съездил. Вернее, созвонился, договорился и приехал. Но как приехал, так и уехал. На порог Sartoria Partenopea меня не пустили. Сказали, что некому и некогда мной заниматься, и что под своим именем Sartoria в России не работает, и что рабочие обедают, а когда закончат – неизвестно. Может, им действительно есть что скрывать? Ряды швейных машин? Конвейер? Ну и ладно, отрицательный опыт – тоже опыт.

Кстати, под своим именем работают не все. Лучшие неаполитанские портные, не перешедшие на фабричные методы, даже для магазинов на виа Калабритто делают одежду под марками стилистов, но не с именами портных. Что же говорить о магазинах нью-йоркских или московских? Покупателю важно качество, и если он может обойтись без громкого имени, получив взамен уникальный, штучный продукт, выигрывают все – и портной, и стилист, и покупатель. Вот, к примеру, Ферутдин Закиров – тот самый, у которого на московском Кузнецком мосту магазин Europe Exclusive. Он первый привез в Россию одежду Crsare Attolini, сделал здесь имя неаполитанцам, но потом между партнерами "пробежала кошка", и Ферутдин решил предложить своим клиентам нечто совершенно другое. Куда менее фабричное. Куда более одушевленное. Даже можно посчитать, куда более. В два, примерно, раза. На строительство пиджака портные Cesare Attolini или Kiton тратят 25 часов; а мастера, сегодня работающие на марку Feru, детище Ферутдина Закирова – около 46 часов. Дело тут, конечно, не в медлительности последних; просто синьор Паскуале, портной, который в Неаполе будет кроить костюмы Feru, убежден в том, что количество машинных операций должно быть не просто минимальным, оно должно быть сведено к нулю. Не можешь работать руками – не работай вовсе. Максимализм или спасение традиций? И то, и другое. В мастерской синьора Паскуале, где работают двое его сыновей, дочь, муж дочери и еще полтора десятка потрясающих портных, делается 1000 костюмов в год, на фабрике Аттолини – на порядок больше. У Чиро Паоне – намного больше, чем у Аттолини. Кто прав? Все понемногу. Всемирная слава Kiton приносит деньги, а вместе с ними большую свободу и большой выбор того, без чего хороший костюм не сошьешь – тканей. Лучшие ткачи (англичане и бельгийцы из Dormeuil, Scabal, Drappers) производят ткани специально для Чиро Паоне, и довольно часто уникального сырья или мощностей мануфактур просто не хватает на всех. Паоне, даже потеряв речь, может диктовать свои условия и заставлять коллег пользоваться тем, что остается после него. Тут вам не Пьемонт, где у портных под рукой свои ткацкие фабрики (как у того же Лучиано Барбера). Тут Неаполь, Королевство обеих Сицилий, и ничем итальянским здесь не пользуются. Даже странно, насколько не пользуются. В том числе, и языком. Здешнее наречие (или неаполитанский язык) полно шипящих звуков, и слова типа "скала" или "скуола" превращаются в "шкалу" и "школу", прямо как в русском. По этим шипящим портного-неаполитанца можно распознать где угодно, хоть в Милане, хоть в Нью-Йорке, в тех двух городах, где выходцев из Неаполя особенно много. Как же без них в Нью-Йорке, где кто-то должен обшивать самых богатых людей мира, и как же без них в Милане, где кто-то должен шить подиумные коллекции Джорджио Армани и прочих "нешьющих" модельеров. Чезаре Аттолини даже посокрушался по этому поводу...

- Представляешь, американцы составили рейтинг лучших портных мира. Первым поставили Чиро Паоне, вторым – Армани, а меня только третьим. А ведь из них всех я – единственный портной!

Впрочем, не все так категоричны. Антонио Панико – еще одна легенда неаполитанской школы, к Армани относится со всем уважением...

- Мне нравится его отношение к костюму. Он знает толк, он понимает, что к чему. Он понимает, что пиджак должен стать мужчине второй кожей.

Панико адресует Армани хорошие слова, и в то же самое время лицо портного искривляется гримасой. Кажется, это гримаса отвращения, а это "всего лишь" печать боли... накануне нашей встречи Антонио удалили аппендицит. Если учесть, что утром я видел полупарализованного Паоне, то к вечеру я должен был решить, что неаполитанская традиция кройки и шитья дышит на ладан. Однако еще несколько суток в Неаполе придали мне уверенности в том, что остальные портные скорее живы, чем наоборот. Тем более, жива традиция.

Тот же Панико, держась за бок, заставил меня перемерить весь запас приготовленных для примерки японскими и прочими американскими клиентами пиджаков и пальто...

- Посмотрите, для чего, собственно, была придумана узкая и высокая пройма. Вот, вы садитесь на стул, и ворот французского или американского пиджака ползет вверх, вдоль вашей шеи, потому что из-за большой и якобы удобной их проймы, пиджаку не на чем держаться. С нашими такого не происходит. Если пиджак скроен и сшит хорошо, то плечо у него мягкое и подвижное, и никакой разницы между широкой и узкой проймами в смысле удобства нет, а в смысле элегантности, посадки по фигуре – есть, и очень большая. А вот английский пиджак – он жесткий, и потому, несмотря на то, что его узкая пройма тоже хорошо выглядит, удобства в ней мало. Мы взяли лучшее у англичан, но сильно их улучшили. Осовременили. И вот что еще. На жестких тканях типа классического шотландского твида, не очень заметно, сшит костюм вручную или на машине. А на супертонкой шерсти, на кашемире, с которым работаем мы, любой машинный стежок становится виден невооруженным взглядом. Ткань попросту собирается, машина ее стягивает. Именно поэтому мы вынуждены шить вручную, и именно поэтому неаполитанская школа жива. Кому здесь нужны твиды или толстая шерсть? Мы же на юге!

Тем не менее, даже на юге, где летом плюс пятьдесят, зимой нужны пальто. Ветер с моря, влажность, ну и мода, конечно. Куда неаполитанцу без кашемирового пальто? Это сейчас, накануне лета, пальто никто не заказывает, а потому мастерские портных (или, как здесь говорят, лаборатории) полны незаконченных костюмов из тонкой всепогодной шерсти, пиджаков из хлопка и льна, легких курток. А что будет осенью, понятно. Будет аврал и очередь из клиентов, решивших обзавестись новыми пальто. Такими, какие шьет Антонио Панико, такими, которые можно заказать в неаполитанском ателье Мариано Рубиначчи. Эти пальто, как правило, ничего не весят – они делаются из тонкого кашемира, без подкладки, без подплечников, в общем, без единой лишней детали, зато с преувеличенным вниманием к деталям нелишним. В кашемировых пальто цвета верблюжьей шерсти, сшитых Паскуале для нью-йоркского магазина Bergdorf Goodman, обороты воротника и клапанов карманов, внутренности манжет обшиты тонким кашемиром в шотландскую клетку. Такие детали может заметить только владелец, и только его будет греть мысль о том, что ему известно что-то такое, что всем остальным знать не положено. Секретных деталей вообще много в любом неаполитанском костюме или даже рубашке. Похожий на индуса Сальваторе, мастер-рубашечник из Неаполя, научившийся своему искусству у матери (что необычно, потому что все остальные портные учились у отцов; кройкой и шитьем здесь преимущественно занимаются мужчины), добавил классической рубашке лиш пару деталей – пуговицу, которая, благодаря нитяной ножке, может перемещаться с внешней стороны манжеты на внутреннюю, превращая манжет из французского (с пуговицей и застежкой внутрь) в английский (под запонку), и вытачку на внутренней стороне рукава, поперек локтевого сустава, и рубашка превратилась в рубашку уникальную, в такую, которую больше никто не делает. Все остальное - как в любой неаполитанской рубашке... узкие и завышенные проймы, по две вытачки сзади и спереди, мягкие, не проклеенные манжеты и воротник (так называемого полуфранцузского фасона, то есть не такой открытый, как разлетевшийся итальянский, и не такой закрытый, как классический французский), пуговицы из натурального перламутра, пришитые знаменитой "гусиной лапкой" (то есть не крест-накрест, а так, чтобы нитка выходила из одного отверстия из четырех, и уходила при каждом стежке в одно из трех оставшихся отверстий). Зачем так много вытачек? А чтобы по фигуре все было. Чтобы сидело. Чтобы под мягким неаполитанским пиджаком не топорщилась неаполитанская рубашка, чтобы рубашка и пиджак сливались в единое целое.

Впрочем, все эти вытачки, мягкие воротники и прочие детали – совсем не общее место. Многие портные рубашки под костюм шьют более свободными. Все равно не видно!

Еще большая разница в том, как рубашки шьются на заказ, по размеру. В большинстве случаев (у того же самого Аттолини или у семьи Финаморе, вторых по возрасту рубашечников Неаполя) на клиенте примеряется эталонная рубашка (их целый набор, по одной на каждый размер или полуразмер), в бланке заказа делаются небольшие изменения по сравнению с эталоном, потом шьется рубашка. Сальваторе делает по-своему. Он снимает мерки, по ним шьет эталонную рубашку, уникальную для каждого клиента, примеряет ее на клиенте, делает поправки, потом распускает эталон по швам и делает лекала, по которым кроится ткань для тех рубашек, которые клиент будет носить. Разницы нет, получен заказ на одну-единственную рубашку или на несколько дюжин. Процесс аналогичен... рубашка – эталон, лекала, далее раскрой и пошив.

Процесс кройки и шитья неаполитанского пиджака можно разбить на 12 стадий. После того, как с клиента сняты мерки (в таком случае берется 11 замеров), выбранная ткань раскраивается. Все делают раскрой по-разному. Панико, к примеру, в отличие от остальных, вообще не использует лекала. Ну не нужны они ему, эти лекала. Опыта хватает для того, чтобы гипсовым мелком (gesso) нанести с помощью портновского метра на ткань все метки, чтобы потом нарисовать отдельные части будущего пиджака и огромными портновскими ножницами (самые старые в коллекции синьора Панико – полуторавековой давности ножницы, сделанные оружейниками компании Wilkinson) вырезать заготовки. Все остальные, не выпендриваясь, используют лекала, которые чаще всего созданы (как у Cesare Attolini) с помощью компьютера. Так проще и точнее.

После раскраивания ткани, готовые куски сажаются (пришиваются крупными стежками белой нитью) на основу, на вырезанные из полотна аналогичные детали будущего пиджака. Основа необходима в том случае, если для пиджака выбрана слишком тонкая ткань (у Kiton, к примеру, на пиджаки идет шерсть, сотканная из нитей толщиной менее 14 микрон, одной четверти человеческого волоса, а ведь бывают еще более тонкие ткани – все тот же Kiton сегодня дошел до 12 с половиной микронов), которая не может самостоятельно держать форму. Спина, как правило, в основе не нуждается, а вот грудь, плечи, лацканы, ворот – почти всегда. Другое дело, если пиджак шьется из кашемира или толстого хлопка и не снабжается подкладкой. В этом случае основа либо не вставляется вовсе (так называемый deconstructed jacket), либо она используется только в невидимых глазу местах; тогда только верхняя часть пиджака снабжается подкладкой. В любом случае – и это кардинально отличает неаполитанский пиджак от английского – основа используется по минимуму. Британцы, напротив, кроме жестких тканей традиционно используют жесткие же основы. В результате получается костюм, идеально поддерживающий своего обладателя, заставляющий его хранить осанку. Неаполитанец (или тот, кто носит пошитый неаполитанцем костюм) способен держать спину сам, без поддержки.

После соединения ткани с основой наступает время деталей. Прежде всего, карманов. Полочки с готовыми карманами и половинки спины сметываются в нечто, что уже напоминает будущий пиджак, только без рукавов. Дальше наступает черед плеча. Вручную ему придается форма. При необходимости в плечо вставляется подушечка, которая позволит зрительно расширить плечи. Результат закрепляется мелкими, очень точными стежками. Затем в полупиджак втачиваются рукава. Пришиваются лацканы (если они были выкроены отдельно) и неаполитанский ворот "scollo a martello". Затем портные заканчивают все внутренние швы, и наступает черед подкладки и, наконец, чистовой обработки и отпаривания 8-килограммовым традиционным чугунным утюгом на типичной неаполитанской искривленной гладильной доске ciucciariello. Последними пробиваются и обшиваются петли, пришиваются пуговицы. Пиджак готов. Можно надевать рубашку, повязывать галстук, примерять еще не обжитой пиджак.

Еще одна профессия, еще одна узкая неаполитанская специализация – пошив брюк. Довольно часто городские портные сами даже не берутся за нижнюю часть костюма, а только снимают мерки, после чего работа отдается портным-брючникам (в бизнесе такая форма сотрудничества называется outsourcing). Один из лучших таких мастеров, Паскуале Моло, живет и работает вместе со всей своей семьей (матерью, сестрой, теткой) в Испанском квартале. Паскуале получает мерки (или снимает их сам со своих клиентов) и начинает кроить будущие брюки. Лекалами Паскуале не пользуется, только мелком и портняжным метром, совсем как знаменитый Антонио Панико. Если брючник хочет замаскировать дефекты фигуры (кривоногость какую-нибудь или чрезмерно развитые футбольные икры), он кроит по кривой так, чтобы потом, на клиенте брюки сидели ровно и без складок. Длинные швы сшиваются на машинке и обрабатываются потом вручную. Так же делается пояс. Интересно, что швы, чтобы они не сборили, прошиваются вместе с газетой (любой политической направленности). Газета потом легко удаляется, и шов остается идеальным. У Паскуале много еще таких маленьких секретов, хотя никакой секрет в Неаполе долго секретом быть не может. И никакая идея не может оставаться чьей-то собственностью. Чезаре Аттолини, который считает, что нынешний неаполитанский костюм придуманного отцом, Винченцо Аттолини, однажды опубликовал рекламу с изображением своего пиджака и слоганом "Пожалуйста, копируйте!" Ну, как тут отказаться? Копируют, хотя ничего принципиально нового в крое неаполитанского костюма уже давно не появляется. Он, этот костюм, неподвержен моде, он неизменен, как рецептура пиццы "Маргарита", как Везувий, как вера в святого Януария, покровителя города. Впрочем, даже пиццу стремятся улучшить, а Везувий иногда начинает дымиться; костюм стабильнее – узкая пройма, высокий лацкан, кривоватый нагрудный карман, щегольски расстегнутые пуговицы на манжете, идеальный крой. Столь же стабильна тема разговора, который заводят все местные портные... как умело, они шьют руками, и как ловко конкуренты используют машины. Тут уж ничего не поделаешь, натура она такая, неаполитанская.
Автор статьи: Геннадий Иозефавичус. Robb Report.

Новые бутсы

Кризис в Англии все больше толкает на мысли о поиске альтернативы заказу обуви через Интернет. :-)
В моей колекции появились новые бутсы. Два коллекционных эксземпляра. Размеры 42, 43. Полнота С. Производство позднесоветского периода. Назначение не известно.

Новые русские почтальоны

В блоге Григория Пронина новый конкурс. Многим приходилось сталкиваться, кто заказывает в Интернете обувь, брюки и прочие аксессуары, с проблемой потерь при доставке посылок стандартной Почтой РФ. За это время, я уверен, новые русские почтальоны сильно (и стильно) эволюционировали. "Мой" почтальон обогатился на сорочку, перчатки, брюки и пиджак.

Свою первую кожевенную мастерскую, специализирующуюся на пошиве мужской обуви, скорняк Амадео Тестони основал в 1929 году в итальянском городе Болонья. Его обувь заслужила международное признание, а компания a.testoni является одной из самых влиятельных и уважаемых в мире обувных компаний, при этом оставаясь полностью семейным предприятием. Производство целиком располагается в Италии, каждый этап которго сопряжен с тщательным контролем и позволяет обеспечить соблюдение самых высоких стандартов. Обувь a.testoni, благодаря качеству продукции и применению традиционных технологий в производстве, любима и почитаема самыми искушенными покупателями во всем мире. В число которых, говорят, также входят премьер-министр Российской Федерации В.В. Путин и Папа Римский Бенедикт ХVI. Поэтому покупая обувь на Via dei Condotti в Риме, мне казалось, что вот-вот движение по ней перекроют и на нее ворвется кортеж Путина, приехавшего срочно за новой парой после встречи с Сильвио Берлускони.

Известный шахматист гроссмейстер Макс Эйве имел привычку на игры с сильными соперниками являться в перчатках. Когда его спросили, почему он это делает, он ответил: "Перчатки придают мне уверенности – в юности я был Боксером..."

Могу сказать, что бокс и шахматы я люблю не меньше, а если рассматривать простые перчатки зимой не только как средство защиты от потери тепла, но и как модный аксессуар, с вами может случиться то же, что и со мною. Это итальянские зимние перчатки фирмы Sermoneta с шерстяной подкладкой.




Зачем еще нужны перчатки:
10 место: Древние римляне пользовались перчатками при грязных работах и для защиты от холода. Был и еще один примечательный вид перчаток: для еды. Поскольку ели тогда руками.
9 место: Когда английский монарх является в Палату Лордов, закон запрещает членам парламента носить перчатки. Это дань традиции, прошлым временам, когда перчатки были намного больше, чем сейчас, частенько скрывали оружие для покушения на королевскую жизнь.
8 место: Когда король Франции вступал в брак, будущая королева должна была отдать специальному посланнику перчатку и башмак для снятия мерки для шитья гардероба.
7 место: Испанские гранды использовали пропитанные жиром перчатки: их надевали на руки на ночь, чтобы руки казались холеными.
6 место: В средневековье обвиняемые, которые проигрывали дело в суде, вносили в качестве залога перчатки как знак того, что они выполнят постановления суда (в суде так ручались).
5 место: В 1985 г. библиотекари американского города Линкольна устроили выставку. Среди экспонатов были ломтики сала и колбасы, лезвия для бритья, и многое другое. Но больше всего в этой коллекции было хирургических перчаток, а использовались все экспонаты в качестве закладки для книг.
4 место: Если вы воспользуетесь советом Чарлза Бойса и добавите в туалетное мыло глицерин, то, надев перчатки из чистой шерсти, сможете даже поиграть с выдуваемыми мыльными пузырями (пузыри чуть прочнее обычных).
3 место: В американском штате Висконсин существует организация, занимающаяся разведением редких видов журавлей. Птенцы получают своих воспитателей, которые ухаживают за ними. Ввоспитатели обязаны заходить в вольер в специальном костюме, в который входит перчатка с нашитым клювом и глазом.
2 место: С недавних пор в снаряжение американских полицейских, используемое в зонах массовых беспорядков, входят плотно облегающие резиновые перчатки чтобы не заразиться случайно СПИДом.
1 место: Во время избирательной кампании претендент на кресло мэра Нью Йорка (30-е годы) предлагал выдать всем полицейским дубинки и перчатки с государственной печатью, если синяк будет поставлен в форме печати – значит, били законно.

Набойки на мысочную часть подошвы туфель

При частой или активной носке обуви на кожаной подошве возникает необходимость в ее защите и ремонте. Со временем стирается подошва, каблук и мысок туфель. Если подошву и каблук можно ремонтировать в хорошей обувной мастерской путем установки (замены)профилактики и набоек на каблук, то ремонт мысочной части требует более ювелирной работы и заказать ее можно не везде. Я попробую рассказать о своем опыте и покажу как это выглядит.

Из истории. Была приобретена обувь в московском ГУМе в JMWeston в конце 2007 года. Профилактику поставил почти сразу. Носилась временами аккуратно, хранилась с колодками. Узнав месяц назад, что там же, в ГУМе, я могу сделать металлические пластины, рискнул.

Сделали за несколько дней, денег взяли не много - около 1200 рублей. Можно сказать, что со своей задачей справились. Если не обращать внимание на неаккуратное исполнение. Показалось даже, в какой-то момент, что крепится каждая конструкция на трех гвоздях, загнутых с обратной стороны пассатижами. :-) Конечно, для мастерской JMWeston вот так грубо "уродовать" свою же обувь это непростительно...

Однако, при всей очевидной "некрасивости" таких набоек, скажу Вам честно в эксплуатации они показали себя молодцами. В дни новогодних праздников эксплуатировались мною жестко и за 15 дней прошли около 20-25 километров суши Италии. И важно, что не отвалились и не потеряли прочности. В таких красавцах можно смело вступать в 2009 год! :-)